Так же в словах:
опасный — опаснее,
езда — ездит
хвост — хвосте,
звезда — о звезде,
расту — растет,
бант — бантик,
мост — мостик,
команда — команде,
лесной — лесник,
чистый — чистить…
Везде и всюду: перед мягким зубным другой зубной непременно смягчается. И здесь, значит, первый звук находится в зависимости от обстановки, от окружения: на него бросает тень его сосед.
Изменения звуков, о которых я рассказывал, называются позиционными. Все дело в том, какая позиция у звука, т. е. каково его окружение: кто его сосед, далеко ли ударный слог и т. д. Окружение изменяет звук, вносит в его произношение разные оттенки и особенности. Вот этих-то дополнительных качеств говорящие, как правило, и не замечают… Точно так же, как не замечаем мы, что лист писчей бумаги желт при электрическом свете.
У нас было взято слово сделавший. Как здесь один звук изменяет другой? Какие есть позиционные влияния? Какие отсветы, блики и тени ложатся на каждый звук от его соседей?
Начинается слово приставкой с. Не будь звонкого соседа, она так бы и осталась звуком [с]. Сравните в словах: столкнуть, списать, схватить, скатить… Но у нас сосед — мягкое [д]. Сосед вынуждает [с] озвончиться и смягчиться; получается [з]. Сосед прав, он действует по закону: перед звонким должен быть звонкий, перед мягким зубным — непременно смягченный зубной, а не твердый.
И [д] тоже неспроста мягкое: это влияние следующего [э]. У гласного [э] высокий собственный тон; у мягких согласных тоже высокий собственный тон (тем они и отличаются от твердых). Вот и произносится перед [э] мягкое [д]: свет от гласного лег на предшествующий согласный.
И заметьте: звук [э] всегда смягчает предшествующий согласный. Сопоставьте:
слон — о слоне, голова — о голове, смотр. — смотреть, жилой — жилец…
Везде одна и та же закономерность: сам по себе согласный тверд (в левом столбце), а попадет рядом со звуком [э] — и станет мягким. Ясно, чьи это проделки.
Гласный [а] находится после ударного слова и поэтому очень ослаблен. Он заменен кратким, слабым звуком [ǝ]. Это влияние предыдущего ударного гласного. Ударный забрал всю силу выдоха себе, остальным слогам осталось мало. Поэтому-то в заударных слогах гласный [а] всегда заменяется гласным [ǝ].
Далее: в нашем слове после [ш] следует [ы]. Вообще после [ш] невозможен звук [и], он всегда заменяется звуком [ы] (пишется, наоборот, всегда и; на это есть основания, о них расскажу дальше). Здесь тень от согласного легла на следующий гласный.
И все взаимодействия обязательны и неизбежны для каждого, кто говорит по-русски. Стоит только отступить от этих закономерностей, как все услышат в речи неправильность, станут говорить об искусственности и деланности произношения.
Теперь можно понять, почему обычно не замечают этих изменений. Ведь правда — не замечают.
Мы не видим желтого отблеска на бумаге; освещенной электрическим светом; не видим голубизны бумаги, освещенной светом ясного неба. Наш мозг, независимо от нашей воли, устраняет из восприятия все, что вызвано преходящими условиями наблюдения. И это хорошо: помогает узнавать один и тот же предмет, в каком бы свете он ни появлялся.
Вот так-то и в звуках речи мы не слышим того, что вызвано условиями произношения: не замечаем тех отсветов, которые ложатся от других звуков. Для большинства говорящих слова сделать и суметь начинаются одним и тем же звуком: не слышат разницы. Часто не замечают даже разницы в словах вода и водный: и там и там «слышат» гласный [о].
В стихах:
Льетесь безвестные, льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые…—
один литературовед нашел «замечательно насыщенный, художественно-выразительный звуковой повтор гласного «е». На самом деле в этих строчках никакого повтора звука «е» и нет; в них всего одно «е» (найдите-ка).
Бедняга-стиховед подсчитывал буквы, а не звуки. Звуки он не слышал; и хотел слышать, да не смог.
В Институт русского языка приходит много писем с разными вопросами о нашем произношении. Вот одно любопытное: «Очень обидно, что паша молодежь на конце слов произносит вместо ж, з (как надо) — звуки ш и с. Не раз я слышал: морос, рошь и так далее. Надо всячески противиться такому коверканью русского языка. Я нарочно слушал, как произносят артисты Малого и Художественного театра: у них нет таких искажений». Случай по-своему удивительный: человек случайно заметил, что звонкие на конце слова заменяются глухими… Но приписал это только молодежи и не услышал — хотя стремился услышать — такого же произношения на сцене театра и в своей собственной речи. На самом деле все, кто говорит по-русски, произносят [рош, марос], и так во всех словах.
Ученый техник (фамилию его я не назову) изобрел аппараты, которые действовали, слыша человеческий голос. Например: сконструировал автоматическую дверь; только скажи: откройся! — и она сама открывается. Так было задумано: звуки человеческого голоса воспринимаются особыми аппаратами, анализируются и преобразуются в электрические импульсы, которые включают определенные рабочие механизмы.
В своем описании работы механизмов изобретатель рассказывает, как он анализировал звуки, входящие в слова-приказания. Увы! Он их не слышит — он анализирует, как читается отдельно взятая буква, а не звук в слове. Дверь у него все-таки открывалась, но, должно быть, со скрипом. Некоторые звуки были верно описаны, и этого оказалось достаточно: дверь была покладистой и готова работать при неточных данных. Будь задание более тонким, опыт и вовсе бы не удался.